я мудак, да. вместо того, чтобы писать пост, писал это. но оно как-то сейчас больше в настроение...
Больно. Нет, не от иглы, назойливым комаром впивающейся в кожу - к этому ощущению он привык уже давно. Глупо, нелогично болит сердце, хотя раньше он и считал, что подобная метафора хороша только для бардов и не имеет ничего общего с действительностью. Оказалось, имеет.
- Еще?
- Да.
Сизый, вязкий дым извивается в своем медленном, будто предсмертном танце. Если всматриваться в него долго, не моргая, до рези под веками, то в его мутных клубах можно различить фигуру. Нет, даже две фигуры. Это тоже похоже на танец, но смерти в нем нет, только любовь - до изнеможения, до хрипа, до конца. Будто вчера еще не было, а завтра уже не будет. И есть только упоительное сегодня, где они принадлежат друг другу, пока остальной мир почтительно замер. Так было. И так уже не будет. И от этого было больно.
- Еще?
- Да.
Опиум. Какое странное слово. О-пи-ум. Вязкое и тягучее, как этот маленький черный комок, который быстрые пальцы мальчишки ловко забивают в тонкую трубку. Говорят, к нему быстро привыкают, привыкают к тому ощущению безграничного спокойствия и отрешенности, которое он дарует. Начинают все чаще сбегать из реального мира в этот, выдуманный и такой тихий. Здесь никто не спросит, почему под твоими потухшими глазами залегли глубокие тени, почему у тебя дрожат руки или почему ты так настойчиво избегаешь встречаться с кем-либо взглядом. Даже со своим отражением - при одном его виде вдруг накатывает тошнота и хочется поскорее отвернуться, словно увидел нечто омерзительное.
- Еще?..
Голоса уже нет, но по одним только глазам, тоскливым и ищущим, мальчишка понимает, что ответ снова "да". И снова легкие заполняются дымом, который играет внутри тысячей звуков, цветов и запахов. От того, что никогда не удастся найти для них название, описать их, становится только еще более грустно. Хочется подскочить на ноги и бежать, бежать как можно быстрее в поисках того, кто поймет все без слов. Но тело давно уже перестало слушаться, превратившись в такой же бесполезный тюфяк, как тот, на котором он лежит. И мелкие укусы иглы где-то на задворках сознания.
- Еще?
- Создатель, да!
Безумное желание заполнить пустоту. Выпивкой ли, дымом ли, шлюхами ли, кровью ли... Но слово "бездна" говорит за себя, и эту дыру невозможно заткнуть. Кто-то - кажется, это была сестра - еще в самом начале советовал дать волю слезам. Распустить этот тугой узел внутри, сплевший в одно горечь потери, собственную слабость и удушающую ненависть к себе. Узел жегся медленнодействующим ядом. Узел болел колотой раной. Узел не давал о себе забыть застрявшей стрелой. Это именно тогда он еще пытался заглушить одну боль другой, не просто заигрывая со смертью, а методично напрашиваясь к ней на аудиенцию. Но он упрямо выживал; кто-то сплевывал, называя это везением, он сам тихо скулил по ночам, считая это проклятьем. Как и сны. О Андрасте, сука, которой посчастливилось сгореть в очистительном пламени, эти сны! Лучше бы с него просто живьем сдирали кожу - это было бы милосерднее тех видений, что посещали его каждую ночь. Это именно тогда он перестал спать. Подсознание смеялось над ним, подбрасывая фантасмагорические образы теперь наяву, пока он окончательно не заблудился между "там" и "здесь". Воспоминания - то немногое, что еще оставалось у него; и вот он снова здесь, окутанный дымом, в котором тщетно пытается разглядеть то, чего уже никогда не будет, пока игла оставляет тонкие росчерки чернил у него на спине.
- Почему скорпион?
- Потому что предателей нужно клеймить, falon.